Текст и фото: АЛЕКСАНДР ЛУХТАНОВ

В 40-е и 50-е годы прошлого века в казахстанской прессе нет-нет, да и появлялись заметки натуралиста за подписью писателя Михаила Зверева. Запомнилась одна из них, о синей птице, обитательнице гор Заилийского Алатау. Вот не жила никогда эта заморская диковина у нас под Алма-Атой, а с недавних пор прилетела из Индии, да и поселилась на горных реках, извещал читателей популярный писатель. С тех пор зародилась у меня мечта увидеть эту индийскую гостью, украшение любимых гор. Но прошел десяток лет, прежде чем это произошло.

Лиловый (фиолетовый) и он же водяной дрозд. Издали кажущаяся почти черной, вблизи и при ярком солнечном освещении синяя птица вполне оправдывает свое название

В 1966 году в гости к Максиму Дмитриевичу Звереву, с которым я успел подружиться, приехал погостить, а главное понаблюдать местную природу, известный ленинградский писатель Николай Иванович Сладков. Разве усидят любители-натуралисты в душном городе! И вот мы уже едем в Алматинский заповедник.

Заповедник начинается сразу при въезде в Талгарское ущелье. Кажется, мы очутились в райском саду. Какие волнующие запахи свежей зелени! Какое разнообразие пород деревьев и кустарников! Зелеными волнами по прилавкам и логам теснятся урюково-яблочные заросли, выше по крутобоким склонам стеной стоят осинники с торчащими над ними пирамидами тянь-шанских елей. А вдоль реки забор из ивняков и кустарников. Настоящие дебри из цветущего белого и желтого шиповника, барбариса и жимолости. Боярка и рябина разрослись здесь до размеров огромных деревьев с обомшелыми седыми стволами. И над всем этим изумрудным морем возвышались серые гранитные скалы; шлейфы розовых осыпей струились меж каменных круч, одиночные кусты эфедры и можжевельников лепились на макушках утесов.

Мы шли по дороге, усеянной валунами. Николай Иванович Сладков, человек, хотя и сугубо городской, провел немало времени на природе и может многое рассказать. На шее у него висит фотоаппарат «Зенит» с массивным зеркальным телеобъективом «МТО-500». Максим Дмитриевич Зверев фотографией не увлекается, предпочитая слушать рассказы бывалых охотников и егерей. Вскоре я уже знал, что годы войны Сладков провел в Иране, где служил по своей специальности военным топографом. Потом работал геодезистом на Кавказе. Демобилизовавшись, занялся любимым делом – писательством на тему природы.

В горном ущелье, где бы ни находился, всюду сопровождает неумолчный, грозный и в то же время баюкающий шум горной реки. Могучие белопенные валы несут со снежных вершин не только воду, но и свежесть и прохладу. И вдруг сквозь бешеный рев и грохот прорезался пронзительно-резкий птичий крик. Скорее его можно было назвать свистом, но свист необычный, мелодичный и певучий.

Стоя в водяном потоке, синяя птица чувствует себя в родной стихии

Над водой пронеслась крупная темная птица и уселась на мокром валуне среди стремительных волн реки.

– Кажется, нам повезло, – встрепенулся Николай Иванович, – это же синяя птица! Лиловый дрозд.

– Она самая, – подтвердил Максим Дмитриевич. – Птица счастья. Это очень символично, – добавил он, – что вы начинаете с такой замечательной птицы. Она принесет вам удачу.

Я тоже, хотя и видел уже эту диковину алма-атинских гор – ее показывал Долгушин, глава казахстанских орнитологов, – но мельком, поэтому обрадовался не меньше Сладкова.

– Та, что прилетела из Индии?

– Ага, значит, вы это помните? – удивился писатель. – Действительно, синяя птица в наших краях появилась совсем недавно. Во всяком случае, в начале века и даже в тридцатых годах Шнитников ее еще не встречал.

Синяя птица, не улетая, явно тревожилась. Она то кланялась, то распускала веером хвост, чиркая им по воде. Ревела река, брызги окатывали ее с головы до ног, и она будто наслаждалась этим водяным душем. Солнечный свет играл в ее оперении. Поворачиваясь, птица подставляла лучам то спину, то голову, то бока, и они вспыхивали металлически-лиловым отблеском.

Тревожась, синяя птица распускает хвост веером

– А вон и гнездо, – заметил Сладков, как видно, опытный натуралист, притом обладающий острой наблюдательностью. – Вы как хотите, а я, пожалуй, посижу здесь. Когда еще представится возможность поснимать птицу счастья?

Я тут же вызвался составить компанию ленинградскому гостю.

– Ладно, снимайте, а я пойду поработаю, – сказал Максим Дмитриевич.

И мы остались вдвоем с Николаем Ивановичем.

В расщелине отвесной скалы над ревущим Талгаром был втиснут массивный травяной лоток, а в нем – пять уже оперившихся, желторотых птенцов. Птичье жилище было мокро от водяных брызг, но его обитатели, не обращая на это внимания, занимались своими делами. То один, то другой приподнимались на долговязых ногах, потягивались, поднимая крылья и, встав задком у края ложка, выдавливали из себя белые капсулы. Мне все это напомнило об оляпке, гнезда которой я не раз находил на Алтае. Те свои моховые гнезда-шары так же лепят у самой воды.

Пробираясь в хаосе нагромождений из валунов и корней деревьев, тащит в клюве мелкий древесный хворост и мох для строительства своего гнезда

– Ци-ци-ить! – перекрывая рев воды, пронзительно и тревожно кричала птица и судорожно кланялась, при каждом кивке распуская веером хвост. Прячась за валунами и кустами у самой кромки реки, она перебегала с места на место, взлетала и, опустившись, бродила по мелководью, что-то склевывая со дна. Как видно, водная стихия была ей почти родной. Свесившись вниз и двигая длинными шеями, ее голодные птенцы беззвучно раскрывали рты, при этом все вместе они поразительно напоминали букетик только что распустившихся желтых тюльпанов.

Долго, очень долго мамаша не решалась покормить детей, а когда наконец подлетела, то, торопливо рассовав пачку гусениц по ртам, тут же слетела на валун, торчащий из воды, и, чиркнув о него клювом, сполоснула его в воде.

Под брызгами водяных струй птица ныряет в береговую нишу

– Видите, какая чистюля, – заметил Сладков. – А уж голосок-то вроде бы и не громкий, а сквозь рев водопада слышно.

– Водяной дрозд, – в свою очередь отозвался я о синей птице.

Мне показалось, что своими повадками и движениями она напоминает сразу трех птиц: дрозда, горихвостку и оляпку. По облику типичный дрозд, по поведению, ужимкам, по тому, как застенчиво и молчаливо пряталась и таилась, не решаясь приблизиться, казалось, копировала горихвостку, а своей привязанностью к воде, к горной реке явно подражала оляпке. Так же прыгала по омываемым стремительным горным потоком мокрым валунам, торчащим из воды. Так же не боялась поскользнуться на их осклизлых боках, не задумывалась над тем, что ее смоет бешеная струя ревущей реки. Вот только что не ныряла, не плавала, да и позволяла себе чуть отлучиться от реки, по-видимому, собирая под деревьями на влажной почве гусеничек и червячков – поживу для своих птенцов (опять-таки дрозд!). Удивило и то, что по соседству обнаружилось и гнездо бурой оляпки. Как видно, соседи не могли поделить одну, понравившуюся обоим скалу, и то и дело ревниво отгоняли от своих гнезд пролетающую мимо гостью, принимая ее то ли за воровку, то ли за соперницу.

Гнездо упрятано под корнями березы, свисающей над водой

Соорудив укрытие из тента, веток и травы, мы провели тогда тут два с половиной часа. Сделать хороший снимок не удавалось, птица была слишком осторожной, не приближалась на нужное нам расстояние и не задерживалась у птенцов ни на секунду. От той съемки у меня почти ничего не осталось, тем более на цветной пленке. Техника, а главное обратимая гэдээровская пленка были слишком слабы. Слайды поблекли, потеряв цвет, и даже нынешние сканеры и программы для работы с фото не в состоянии восстановить увиденное и отснятое.

Прошло еще целых 44 года, прежде чем я повторил съемку одной из самых чудесных птиц. И какое счастье, что в нашу пору катастрофического уменьшения численности многих видов (а часто и полного их исчезновения) синяя птица все еще живет в окрестностях Алматы. Теперь у меня цифровой аппарат, правда, всего лишь только «мыльница», но с «зумом» в 12 крат. «Моей» синей птице повезло, что у властей города не хватило средств, чтобы замуровать берега всех рек, как это сделали с несчастной Малой Алматинкой. Я счастлив, что снова сижу на берегу шумного потока, а на противоположной стороне, в нишу под корнями дерева на береговом обрывчике иссиня-черные, с фиолетовым отливом птицы таскают хворостинки, сооружая там гнездо. Мою радость свидания не могут омрачить даже кучи мусора и объедков, оставленных предыдущими пикниками на траве. И как хорошо, что пирующие вокруг компании так заняты жеванием шашлыков, что не замечают чудесных птиц, оставляя их в покое.

Усевшись на камень среди бушующих потоков, синяя птица будто показывает свою красоту

Как и прежде, мимо с пронзительными вскриками, едва не задевая воду, стремительно пролетают оляпки, жеманно кланяясь и подергивая хвостиками, у самых моих ног вертятся изящные горные трясогузки, а над макушками елей тянутся белоснежные облака. Как хотелось бы, чтобы так было всегда!

Опубликовано в Nomad-Kazakhstan №4-5 (40-41) 2011